Забронировал я семейный номер в хостеле GoodHoliday на Московском, 14, братцы, и это был не просто ночлег, а литературный эпос, где мы с семьёй разыгрывали комедию Достоевского с элементами Гоголя и ноткой питерского абсурда! Хозяйка — приветливая, как экскурсовод в Петропавловке, но строгая, как редактор Пушкина: порядок блюдет, будто готовит нас к премьере в Мариинке. Три туалета, две душевые — всё блестит, как метафоры у Набокова, только в одном бачке вода текла так неспешно, что я успел перечитать «Преступление и наказание» в уме и простить Раскольникова.
Наш семейный номер — как декорация к «Петербургским повестям»: две сдвинутые односпалки для нас с супругой и двухъярусная кровать, где наш единственный ребёнок каждый вечер устраивал драму: «Первый ярус или второй? Быть или не быть?» — прям юный Гамлет в кедах. Холодильник в номере хранил наши сэндвичи, как рукописи Булгакова, а общий на кухне — пирожки соседей, которые, к слову, были тише, чем тени в «Мастере и Маргарите», и без клопов. С открытыми окнами спать — как читать Бродского под саундтрек: Московский проспект гудит, будто там банкетные гонщики разыгрывают «Формулу-1» с воплями. Однажды под окнами встала Лада-седан баклажан, врубив шансон громче, чем финал «Евгения Онегина». Супруга, как Анна Ахматова в гневе, высунулась в окно и выдала такую дипломатичную тираду, что пузатый меломан умчался в ночь, как Акакий Акакиевич за шинелью. Культурная столица, что уж там!
Но в Питер мы приехали не спать, а впитывать культуру, и GoodHoliday — как идеальная сцена для этого спектакля: Эрмитаж, Невский, Медный всадник — всё в двух шагах, будто Пётр I лично расставил декорации. В хостеле — библиотечка, где я чуть не застрял в «Белых ночах» Достоевского, фильтр для воды, как из поэмы о Фонтанке, и чай-кофе в таком ассортименте, что хватило бы на литературный салон Серебряного века. Хозяйка клялась прикупить шахматы и настолки, чтобы мы прокачивали мозги до уровня Магнуса Карлсена, а не просто пялились в потолок, как герои Чехова. Двери на магнитных замках — как в шпионском романе Ле Карре. В качестве бонуса нам выдали скидочные купоны в хинкальную на 1 этаже.
А теперь развязка, достойная Гоголя: в последнюю ночь, попивая чай из хостельских запасов, я вдруг вообразил себя героем петербургской новеллы — то ли Носом, сбежавшим в Эрмитаж, то ли мечтателем, что шагает по Невскому с картой в кармане. GoodHoliday — не хостел, а театр, где каждый гость — актёр, а хозяйка — режиссёр шедевра! Мы уезжали, а она махала нам, как с балкона Зимнего, и я подумал: Питер — это роман, а GoodHoliday — его лучшая глава! Спасибо за уют, за чай, за бачок, что учит созерцать, и за то, что даже Лады не сломили наш культурный дух! Берите этот хостел, если готовы ржать над шансоном, сиять, как Пушкин, и шагать к Эрмитажу, как к старому другу, с томиком стихов в сердце!